Альтернативная история писателей и поэтов
Николас Клюващев — достопримечательный и достоверный персонаж правдоподобной мещанской Московии. Стяжал себе сомнительную славу тем, что от природы был безрод и безбород.
В лето 1725-го весьма безуспешно на Москве-реке рыбьим промыслом занимался, по результатам коего и принялся за написание Мокрых путевых заметок.
Внук его, Антон Пирамидкин собрал и упорядочил труды деда, из чего вышло
Ветхая и беспристрастная общеевропейская история
Вступительная страница
Заселение Европы русиатами
Сначала средневековая демократическая Европа жила свободно и счастливо. А потом пришло татаро-славянское Иго. Русские вАрвары и варвАры сожгли Рим, наглухо заколотили Константинополь и распространили по всему материку красную бубонную чуму.
Вместе с тем, орды трудовых мигрантов из Средней Руси познакомили просвещённых европейцев с balalayka, banya и samogon, что, само по себе, и неплохо, но вкривь изменило привычный уклад жизни галлов, германцев и прочих поляков.
Некогда цветущие и благоухающие города стали заполняться отбросами, погрязли в грязи, помои выплёскивались прямо из окон на головы прохожих, а те, в свою очередь, не стесняясь, справляли нужду в фонтаны на площадях, чему есть архитектурные подтверждения.
Сама небоустремлённая готическая архитектура выродилась в пигмейские барокко и постмодерн. Деревянные языческие идолы заняли место величественных стоунхеджей и колоссов родосских. Вера была поколеблена. И лишь Святая Инквизиция встала на неравную борьбу с восточной ересью.
Огнём и мечом, крестом и гильотиной очищалась измученная Европа. Всё не впрок! Великие полководцы, гениальные императоры и железные канцлеры захлёбывались в красно-жёлтой заразе, самовоспроизводящейся, подобно крысам и тараканам.
*****
Ох-ох-ох! Плохо у меня с животом. Ну, что такое — сало? Сало — это свиной жир, засоленный и слегка подмороженный (опционально). Не плох в кулинарии и под яйцами на сковородке холостяка. А русские его жрут в чистом виде, как холодную закуску, как закуску под vodka. Жрут с плохо побритой шкуркой (аналог цивилизованной жвачки), жрут с картошкой и просто так, даже с ЧЁРНЫМ хлебом. Тяжёлый продукт, давящий своим присутствием и в душе, и в желудке.
При чём тут История? А История Свиньи и Свинства ничуть не беднее Истории Человечества. Попалась тут в руки книжка замусоленная, Библия («книжка» — так и переводится). Там некий Иисус трансплантацией душ из ёкнутых холопов в проходящих мимо свиней занимался. Что они (свиньи и холопы) в кошерном Израиле делали автор скромно умалчивает. И надо же, получилось! Ёкнутыми стали свиньи, и в воду с обрыва — плюх. А что холопы? Холопы Иисуса распяли.
Вы спросите: почему именно — сало и русские? А потому, что хохлы — это они же.
*****
Вокзал. Перрон. Отходящий поезд. Император щурится из-под куцего козырька фуражки.
Доктор в круглых очёчках, с пухлым саквояжем в руке и фамилией Чехов в паспорте огрызается на пассажирку с картиной, корзиной, картонкой…
— Что это Вы, дамочка, собачкой своей кусаетесь? Я же ничего плохого Вам не сделал. Просто подошёл, ничего не успел сделать…
— А вы, гражданин, не лезьте, куда вас не спрашивают. Вы электричку ждёте? Ишь ты, плацкарта дальнего следования. Вот и поездуй себе с богом, будьте любезны.
Володя освободил свою бритую голову от проводов с ушными затычками, сквозь папиросу выдохнул мне в лицо:
— А песни твои — говно.
— Я знаю. Они — для копрофагов.
Хотел было о стихах его что-нибудь добавить, но глядя на большие маяковские кулаки, воздержался. Мы всегда как-то смешно выходили из бара — такой большой и такой маленький, и по дороге к привокзальному буфету подбирали неуклюжие рифмы из каждой канавы.
У Володи был Неразменный трёшник. Три рубля, которые всегда возвращались к владельцу. Вдруг:
— Лиля! Лиля, милая, наконец-то! — Володя стал счастлив. Счастье — это такое уёбищное состояние, когда мозг не то чтобы выносит, а конкретно консервирует на одном тупо избранном объекте. Как у попов, например.
Лиля припорхала, не касаясь ногами земли, худенькая и прозрачная. Прозрачная, брик! — я даже видел револьвер в её сердце. Они поцеловались. В смысле: Ли с Вовкой.
— Россия в огне — это потрясающе! — англицкий журналист, Герберт Уэллс, фонтанировал соплями — Огне страсти.
Бла-бла-бла, как-будто Россия без огня бывает. На этом перроне весь цвет Всемирной литературы собрался, что-ли? Вон, на Николашку и внимания никто не обращает.
Хотя… я понимаю, что когда обратят внимание, это для него может закончится плохо.
— Кстати, мужчина в клетчатом костюме, начирикайте (twitter.com) что-нибудь о десяти днях, которые, бля буду, потрясут мир. Это Я дал ему ссылку.
Мы прощались скупо, по-мужски, без слёз и курицы на дорожку, Лиля заламывала руки (ОМОНа тогда не было, было ЧК) всё было весенне.
— Встретимся после выстрела в доме № 3 по Лубянскому проезду, кв. № 12.
— Когда, точнее?
— 14 апреля 1930 года в 10.15 утра.
